Какую профессиональную задачу вы ставите перед собой как руководитель банка

Время сберегать банки

Как Cбербанк прочно и с колоссальным отрывом занимает первые места во всех банковских рейтингах, так и за Андреем Казьминым, возглавляющим самый крупный банк страны, закрепилась репутация банкира номер один. Рейтинг лучших банкиров подтвердил эту закономерность.

Бизнес тренер: В последнее время в банковских кругах очень много говорят о том, что Сбербанк – это монополист, что само его существование ставит все остальные банки в неравные условия. Считаете ли вы принципиальным вопрос о равенстве всех банков на рынке?

Андрей Казьмин: Можно говорить, что мы имеем якобы какие-то привилегии, если этот вопрос связывать исключительно с сохраняющейся декларативной гарантией по вкладам населения в банках, где капитал государства свыше 50%. А это относится не только к Сбербанку, но и Внешторгбанку, и к РБР, Россельхозбанку. Хотя и это вопрос дискуссионный. Я могу привести обратный пример, когда Сбербанк оказывается в дискриминированном положении по отношению к другим банкам. Если, предположим, мы хотим открыть новый филиал и приобрести его в собственность, то официальный ответ такой: как организация с долей государства свыше 25% мы не имеем права напрямую покупать эту собственность. А другие банки имеют. Это нормально или нет? И Сбербанк должен нести дополнительные издержки, оформлять это приобретение через дочерние компании.

У нас были свои радикальные предложения, как уравнять в правах все банки – давайте отменим госгарантии. Просто отменим. Я понимаю, по каким политическим соображениям это оказалось невозможным. Но я ничего не имел бы против, если бы наше единственное отличие от всех остальных банков было бы таким образом устранено. Но Сбербанк однозначно против того, чтобы под флагом борьбы с эксклюзивностью гарантий по вкладам вкладчики Сбербанка оказались бы в ущемленном положении, да еще и финансировали бы собственную дискриминацию.

Говорят о том, что у Сбербанка нет конкурента по сети. Я бы очень хотел, чтобы кто-то на самом деле разделил с нами эту социальную нагрузку. Больше 60% филиалов Сбербанка находится в сельской местности, и это далеко не всегда прибыльные точки, им продажи услуг там делать сложнее.

То, что наши конкуренты свободны от такой нагрузки, – это, наоборот, фора для них. Поэтому равенство — это вещь дискуссионная. Я за то, чтобы все работали в одном правовом поле и чтобы поводов для выделения Сбербанка не было. Но если было решено создавать систему гарантирования – значит, мы за то, чтобы она была, но при этом не ставила Сбербанк в дискриминированное положение.

ЖУРНАЛИСТ: Какую главную профессиональную задачу вы ставите перед собой как руководитель Сбербанка?

А.К.: Она совпадает с тем, что записано в концепции развития Сбербанка России: это радикальное повышение качества обслуживания корпоративных и частных клиентов. И моя задача в том, чтобы этот лозунг не остался лозунгом. Сделать так, чтобы сотрудники банка – от рядового кассира и экономиста до руководителя среднего и высшего звена – были заинтересованы в реализации этой программы.

Как ни обобщенно это звучит, но на самом деле этот лозунг подразумевает очень много конкретных вещей. Чтобы в современных условиях быть конкурентоспособным и повышать качество обслуживания, нужно сделать очень много. Наращивать капитализацию, вкладывать в современные технологии, в развитие персонала, в бизнес тренинги, в обучение, в новые модели и технологии.

ЖУРНАЛИСТ: В одном из выступлений вы сказали, что банковские продажи сложны, а при развитии банковской системы силы нерационально сотрудники  бросаются на решение достаточно второстепенных задач (выход государства из капиталов банков, определение количества кредитных организаций и пр.). А что вы считаете принципиально важным?

А.К.: Принципиальной является конкурентоспособность российских банков на российском рынке с иностранными кредитными институтами. В том числе и с теми, которые не имеют здесь филиалов. Конкуренция идет преимущественно по этому направлению. А для того, чтобы быть конкурентными, российские банки должны иметь за спиной систему рефинансирования, которой сейчас нет. Они не должны быть объектом социальной ненависти со стороны городских властей, налоговой службы. Что сегодня, к сожалению, происходит. То есть условия деятельности российских банков должны быть как минимум такие же, как у их собратьев в Восточной Европе. Наши условия функционирования гораздо хуже, чем у банков в Польше, Чехии, Венгрии. Все законодательство России нацелено против банков. Не знаю, почему так получилось: то ли это по традиции с 17-го года, то ли по каким-то другим причинам. Но куда бы вы ни посмотрели, обнаружите, что банки по сравнению с другими экономическими субъектами, находятся в дискриминированном положении. Банки в России не любят, как таковые.

ЖУРНАЛИСТ: Действительно ли противоречия между Центральным банком и банковским сообществом так серьезны – я имею в виду нескончаемые споры по ФОРу, по системе рефинансирования, по закону о валютном контроле и так далее?

А.К.: На самом деле работает достаточно действенный механизм консультаций между АРБ и Центральным Банком. Только что, в пятницу, мы встречались как раз по системе рефинансирования. Вопрос в том, что осознание этих ключевых проблем и принципиальности конкурентоспособности – оно пришло относительно недавно. Как только переговоры по вступлению в ВТО вошли в заключительную фразу, выяснилось, что финансовый сектор вообще не рассматривается на переговорах. То есть никто не заострял внимания на интересах банковского и финансового секторов в широком смысле.

ЖУРНАЛИСТ: Некоторые представители банковского сообщества полагают, что при вступлении страны в ВТО банковскому сектору не достанется «протекционистский зонтик». Необходимы ли Сбербанку протекционистские меры со стороны государства? Какие это меры?

А.К.: Нужен не протекционистский зонтик. Просто мы за то, чтобы, прежде чем открывать все двери и шлюзы (хотя сегодня там и дверей-то особо нет), – у нас были выравнены условия с конкурентами. Сегодня у нас условия хуже. Нам говорят: «Вы не конкурентоспособны». А как банки могут быть конкурентоспособны, если они работают в агрессивной среде? Это может быть странно слышать, но это правда. Наши банки должны не просто выживать. Они должны быть способны выдержать конкурентную борьбу, определяя на сессиях стратегического планирования свои преимущества и донося их до клиентов.

Но сегодня нет стимулов ни для развития, ни для увеличения капитализации банков. Банки не имеют системы рефинансирования. Банки платят безумные арендные платежи. Наши банки платят больше налогов и несут большие расходы, чем их собратья за границей.

ЖУРНАЛИСТ: И у кого золотой ключик, который откроет нашим банкам дверь в прекрасное будущее?

А.К.: Тут завязано много организаций: и Министерство по налогам и сборам, и Минфин, и Центральный банк. Нужно осознание необходимости решать этот вопрос. А оно приходит неспешно. Более того – сама постановка вопроса была удивительна для многих представителей исполнительной власти.

ЖУРНАЛИСТ: Ну, у нашей банковской системы, как говорят, такой резерв выживания – после 98-го года она была почти полностью уничтожена, и, как Феникс, за несколько лет воскресла и вышла на качественно новый уровень.

А.К.: Это само по себе говорит о высокой жизнестойкости нашей банковской системы. Поэтому прежде чем фатально говорить: «Ну что ж тут поделаешь – придут западные банки, и российским банкам придется с этого рынка исчезнуть или подчиниться», надо выровнять условия функционирования наших и западных банков. Тем более, что есть примеры другого рода. Тот же Китай, который тщательно выторговывал себе все позиции при вступлении в ВТО, оградил защитными мерами свою банковскую систему на переходный период, вступил в ВТО, а теперь потихоньку снимает все эти ограничения. У нас предпочли делать по-другому: сняли все ограничения для иностранных финансовых институтов, ну а российские – как-нибудь…

ЖУРНАЛИСТ: От чего зависит дальнейшая капитализация российских банков, и, в частности, Сбербанка?

А.К.: От рыночной ситуации. Потому что в настоящее время можно рассчитывать только на один источник капитализации – на прибыль. В условиях снижения инфляции доходность банковского бизнеса снижается. Поэтому вариант один – наращивать доходы, снижать расходы. Причем более интенсивно, чем это было раньше. Есть, безусловно, другие стимулы повышения капитализации банков. Я о них говорил, и в банковской среде эти предложения были приняты на «ура». Но в инстанциях, у исполнительной власти они вызывают настороженность.

ЖУРНАЛИСТ: В чем эти предложения?

А.К.: Вернемся к разговору о том же равенстве. Дескать, у Сбербанка подавляющая филиальная сеть. А что делается для того, чтобы у банков росла филиальная сеть? Ничего. Для того чтобы открыть банковский филиал в маленьком городе, вы должны потратить почти столько же денег, сколько и в Москве. Иначе вам не дадут разрешения на его открытие. Сейчас банки выходят с предложениями разрешить открытие филиалов малоформатных, универсальных, с минимумом капитальных затрат. Пока этот вопрос не решен. Концепция одна: если это банковский филиал, то это должна быть крепость. Стены такие-то, бронированное стекло. Огромные капиталовложения, которые неизвестно, дадут отдачу или нет. То есть известно – заведомо не дадут. Поэтому если государство хочет, чтобы банковская филиальная сеть развивалась, надо освобождать банки от налогообложения на эти расходы. И капиталы из других отраслей начнут активно перетекать в банковскую систему.

ЖУРНАЛИСТ: Популярная сегодня точка зрения – что создание мощной ипотечной системы вдохнет жизнь в нашу экономику.

А.К.: Все взаимосвязано. Это рынок, перспективный рынок. Естественно, он будет развиваться активно, и, естественно, он будет приносить доходы. И банки самого разного калибра подключатся к этому процессу. Несколько важных решений уже приняты парламентом, Думой. И можно ожидать повышение спроса на кредиты на приобретение и улучшение жилищных условий. Сегодня рост объема кредитов на приобретение жилья очень динамичный. По Сбербанку это 40–60% в год – почти в 2 раза выше темпов роста всего кредитного портфеля.

ЖУРНАЛИСТ: Сбербанк – один из крупнейших кредиторов российских предприятий. Какие направления в кредитовании банк считает для себя приоритетными?

А.К.: У нас в принципе нет каких-то отраслевых приоритетов. Мы работаем и с крупнейшими заемщиками, и со средними и малыми предприятиями, и с частными заемщиками. Задача в том, чтобы кредитный портфель был диверсифицирован максимально. Поэтому мы и впредь не будем забывать о крупном бизнесе, запросы которого становятся все более специфическими. Это уже не только краткосрочное кредитование, но и инвестиционные программы, и облигационные займы. Очень динамичный рост показывают средние и малые предприятия. У нас 52% договоров приходятся на средний и малый бизнес. Но самый динамичный сектор – это кредитование физических лиц. Поэтому здесь количество продуктов будет, наверное, самым большим. В последние годы Сбербанк ввел несколько уникальных программ – например, образовательный кредит (на получение образования), «Народный телефон» (установка телефонов), корпоративный кредит (кредитование работников предприятий или компаний под гарантии предприятий). На очереди кредитование пенсионеров и так далее.

ЖУРНАЛИСТ: А какие новые продукты по вкладам готовит Сбербанк, как вы будете обучать свой персонал этим продуктам?

А.К.: Из новинок – это полная палитра вкладов в рублях, евро. Есть несколько других заготовок, которые сейчас в стадии обсуждения. Все будет.



ЖУРНАЛИСТ: Ваших сотрудников сманивают в другие банки?

А.К.: Сманивают сотрудников, проверенных в деле и обученных у нас. Особенно в иностранные. С российскими банками по уровню оплаты труда мы худо-бедно конкурируем, хотя это непросто. А вот с иностранными, конечно, конкурировать сложнее.

ЖУРНАЛИСТ: А кем вы сами себя считаете – банкиром или управленцем?

А.К.: Банкир должен быть и управленцем тоже. К сожалению, работа связана не только с интересными проектами и программами, но и с сугубо хозяйственными проблемами, которые тоже требуют внимания.

ЖУРНАЛИСТ: И какой процент вашего рабочего времени занимают интересные проекты?

А.К. (смеется): Я думаю, меньше четверти.

ЖУРНАЛИСТ: А сколько часов длится ваш рабочий день?

А.К.: Я особо не замерял. Но часов двенадцать как минимум.

ЖУРНАЛИСТ: Расскажите, как вы стали финансистом? Почему? Ваши родители были связаны с финансами?

А.К.: Мои родители, как раньше писали в анкетах, из служащих. Отец был экономистом, он работал в системе транспорта. Мама – учительница русского языка и литературы, сейчас пенсионерка.

Почему я учился там, пошел поступать в финансовый институт? Сейчас это объяснить достаточно трудно. Это будет не вполне точно. Гуманитарные предметы мне нравились – как хобби. Но в чисто гуманитарном вузу обучаться мне не хотелось. Математика, технические науки мне не очень нравились. Хотя по математике нормальный уровень был. Поэтому выбирал что-то посередине. Финансы в то время – в середине 70-х – была вещь неизведанная. Может, где-то отцовские гены сыграли – в том, что это экономика, но экономика прикладная. Абстрактной экономикой заниматься хотелось меньше. Да и в шестнадцать лет вряд ли можно говорить о серьезном интересе к абстрактной экономике.

ЖУРНАЛИСТ: Немногие большие начальники сохраняют отношения с друзьями молодости. Вы поддерживаете отношения с бывшими студенческими приятелями?

А.К.: Конечно. Не так часто это получается, к сожалению. С кем-то и работаем даже вместе с кем обучались, хотя это всегда достаточно трудно.

ЖУРНАЛИСТ: Чем вы занимались после окончания вуза?

А.К.: После окончания вуза я поступил в аспирантуру. Некоторое время совмещал учебу с работой в отделении Госбанка СССР. Тема моей диссертации была – «Проблемы срочности кредитования в отраслях тяжелой промышленности». После окончания аспирантуры меня оставили на кафедре, пять лет я преподавал, был заместителем декана кредитного факультета. Вел специальные предметы: «Организация и планирование кредитов», «Денежное обращение кредитов».

ЖУРНАЛИСТ: То есть вы уже поняли, что свяжете свою жизнь с банковской системой?

А.К.: Такого однозначного чувства не было. Хотя чем я больше этим занимался, тем становилось интереснее.

ЖУРНАЛИСТ: И какая финансовая система интереснее – при социализме или при капитализме?

А.К.: Я бы сейчас с удовольствием позанимался этими вопросами. Тогда еще был дополнительный стимул – много закрытой информации. То есть нужно было ее достать, нужно было вообще узнать о ее существовании. В той же истории кредитно-банковской системы СССР в то время было очень много белых пятен. Да и сейчас еще хватает.

ЖУРНАЛИСТ: А когда вы выучили чешский язык?

А.К.: Это потом получилось, когда я уже ушел из Московского финансового института (теперь он стал академией). Перешел на работу в Комиссию по изучению производительных сил и природных ресурсов при Президиуме Академии наук, организацию, основанную академиком В. Вернадским в 1916 г. Лабораторию народно-хозяйственных проблем возглавлял выдающийся экономист профессор В. Белкин, а руководил комиссией академик А. Аганбегян. Это был конец 80-х годов. Было очень много интересной работы, в том числе в регионах. Потом процессы экономических реформ в странах Восточной Европы стали сильно опережать то, что происходило у нас. И с 89-го года конкретную информацию получить на русском языке было практически невозможно. Но у нас были программы обмена с исследовательскими институтами – в том числе и с чешскими, так что нужно было осваивать язык, который не такой уж и сложный, очень близкий к русскому.

ЖУРНАЛИСТ: А немецкий выучили, когда стажировались в Германии?

А.К.: Нет, я начал его учить еще в аспирантуре. Когда было много свободного времени. Своего рода хобби. В 1990 г. Академия наук проводила конкурс исследовательских работ, в котором я принял участие и выиграл стипендию немецкого Фонда имени Александра фон Гумбольдта. В качестве стипендиата Фонда я отправился на полуторагодовую стажировку в Германию. Стажировка обязательно начинается с языковой подготовки. У меня небольшая база уже была, за два месяца разговорному языку меня научили.

ЖУРНАЛИСТ: Вы несколько лет проработали заместителем министра финансов. Считаете ли опыт чиновничьей работы желательным для банкира? Считается же, что госслужба определенным образом формирует мышление человека, и для работы в коммерческих структурах он после этого уже потерян.

А.К.: Ответ на этот вопрос связан со спецификой Сбербанка. Конечно, основные сферы его деятельности непосредственно связаны с коммерцией. Но через банк проходит много социальных программ, что накладывает на нас дополнительную ответственность. Такие программы должны исполняться с чиновнической педантичностью. А минфиновская закалка настроена на то, чтобы не давать денег. Особенно я это чувствовал в первые два года работы в Сбербанке. Не скажу, что это однозначно плохая черта. Если работаешь в коммерческих организациях – а Сбербанк это однозначно коммерческая организация, от крайностей в отношении к бизнесу приходится отказываться.

ЖУРНАЛИСТ: Где вам было интереснее работать – в Минфине или Сбербанке?

А.К.: Я не хочу обижать Минфин. Это была очень серьезная школа. Но там круг моих обязанностей и, соответственно, профессиональных интересов был уже, чем в Сбербанке. Здесь адреналина больше.

ЖУРНАЛИСТ: Что вы имеете в виду, когда говорите о «школе Минфина»?

А.К.: Это особая организация. В прошлому году ей исполнилось двести лет. И там работают особые люди. Это мое глубокое убеждение.

ЖУРНАЛИСТ: В чем их исключительность?

А.К.: Там есть костяк, на котором все держится. Эти люди преданы системе, невзирая на все личные экономические тяготы, проистекающие из этой преданности. Люди несут колоссальную ответственность, принимают сложнейшие решения, он которых зависит очень многое в стране. А труд их оплачивается совершенно неадекватно

ЖУРНАЛИСТ: Вы стали частью этой касты?

А.К.: Для того чтобы стать частью этой касты, там надо проработать лет пятнадцать, не меньше. Там есть люди, чьи родители работали в Минфине. Это даже не каста, но особый круг людей, о которых очень редко говорят вслух.

ЖУРНАЛИСТ: Как вы думаете – появятся у нас в России потомственные банкиры?

А.К.: Не исключаю. В системе Внешторбанка СССР – несмотря на всю борьбу с семейственностью – все равно определенные традиции были. А вот чем они были обусловлены – генетической привязанностью или лучшим материальным положением – вопрос.

ЖУРНАЛИСТ: Как вы считаете, сложилось ли в России банковское сообщество?

А.К.: Оно складывается. Оно не могло сформироваться за пятнадцать лет – это очень короткий срок. Тем более с учетом финансовых кризисов, когда целый ряд игроков уходил с арены. Чтобы сложилось банковское сообщество, нужно лет тридцать-пятьдесят.

ЖУРНАЛИСТ: А должно ли это сообщество, которое только формируется, брать на себя ответственность за развитие страны? Или банкиры отвечают только за свой бизнес?

А.К.: Ростки коллективного сознания пробиваются уже сейчас. Я думаю, что если банковская система будет развиваться в более-менее благоприятных условиях, то у банкиров будет больше времени на то, чтобы заниматься не только сиюминутными проблемами своего бизнеса, но и отстаиванием каких-то общих позиций.

ЖУРНАЛИСТ: А надо отстаивать?

А.К.: Надо. Я думаю, что банкиры уже прекрасно понимают опасности, связанные с банкротством даже одного крупного банка для всей системы. Провал крупного банка – это всегда вотум недоверия всей системе.

ЖУРНАЛИСТ: Выведите, пожалуйста, формулу карьеры.

А.К.: Мне кажется, что любым делом надо заниматься с интересом, развиваясь в нем или не заниматься совсем. Во всяком случае, заниматься карьерой ради карьеры – это очень скучное и малопродуктивное занятие. Работа должна быть интересна – и профессионально, и по-человечески.